Цi ты Ясь, цi ты не
Название: Значение мелочей
Переводчик: Red Fir
Бета: Laora
Оригинал: aphelion_orion "The Meaning of Small Things" (запрос на перевод отправлен)
Размер: мини, 2 717 слов
Канон: Lamento
Персонажи: Рай/Коноэ
Категория: слэш
Жанр: флафф, романтика, повседневность
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Рай и Коноэ на ярмарке в Рансене.
Примечание: ER (Established Relationship)
читать дальшеОн чуть склонил голову набок и наклонился, чтобы получше разглядеть хитрое изобретение, полускрытое лоскутом ткани. Подобными был завален весь прилавок: десятки их свисали сверху, собранные красочными пучками, как фрукты диковинных деревьев. Некоторые были деревянными, некоторые — сделанными из глины, пустыми или цельными; другие были изготовлены из металла, разрисованные, покрытые гравировкой или простые, без узора. Всякий раз, когда их задевал порыв ветра, они ударялись друг о друга, создавая какофонию из пронзительного звона, свиста и лязга.
Гирлянды полированных камней и морских ракушек были растянуты между шестами, иногда в определенном порядке, иногда вразнобой. Независимо от их расположения, у них, казалось, не было иной цели, кроме как, мигая, ярко расцвечивать толпу, повиснув маяками для детей и невнимательных кошек.
Он не мог сказать, чем именно эта вещь вызвала его любопытство; по сравнению с другими она казалась простой, почти грубой, ее крепления были вырезаны неровно, словно их рисовала не слишком умелая рука. Он медленно поднял палец, чтобы нажать на один из деревянных дисков, и тот ударился о металлические палочки с мягким перезвоном.
— Я могу вам помочь?
Голос вывел его из раздумий, продавец, возникший между товарами, улыбнулся ему, и Рай начал понимать, что был разыгран, завлеченный точно так же, как и стая галдящих детей, пытающихся допрыгнуть до наиболее низко висящих игрушек.
— Эй, эй, осторожнее с этим, — упрекнул продавец, осматриваясь вокруг, и дети взвизгнули, бросившись врассыпную. Он вернулся к Раю. — Моя маленькая дочь хотела опробовать на этом свои силы. Так что, это — первый, который она сделала. Вышло не очень хорошо, но звук довольно симпатичный. Хотите взять?
Понимая, что его пальцы все еще готовы снова ударить диск, Рай быстро отдернул руку, бросив на продавца короткий взгляд.
— Нет. Что бы я стал делать с подобной вещью?
Тот моргнул, озадаченный тоном, но все же решил, что не стоит отвечать на грубости сердитого шестифутового фехтовальщика.
— Развлекаешься?
Знакомый голос, знакомый запах — и из-за спины выскальзывает Коноэ, чьи глаза загораются при виде игрушек.
— Перезвоны ветра!
— Они слишком шумные.
Коноэ взглянул на него.
— Это — именно то, для чего они и сделаны. И, кажется, минуту назад они тебе нравились.
Когда блики на поверхности диска угасли, он просто улыбнулся.
— Это не преступление, знаешь ли. — Коноэ придвинулся поближе, прислушиваясь к перезвону ветра, которым заинтересовался Рай, издающему чистый, мягкий звук. — Какой прекрасный голос.
— Голос?
— Это то, что мы по обыкновению называли ими, голосами. Многие рибика вешали их над входом, возвращаясь домой, прежде... прежде. — Он покачал головой. — У этого — такой ясный звук…
Продавец усмехнулся.
— Да, да. Моя дочь еще не слишком хорошо обращается с инструментами, но у нее отличный слух. Не взяла бы себе ни одного из тех перезвонов, что дал ей папа.
— Это сделала ваша дочь? — спросил Коноэ — его пальцы играли с дисками, слегка поворачивая их.
Владелец лотка усмехнулся, как будто ждал этого вопроса, и Рай закатил глаз.
— Да, ей почти семь лет.
— Моя мама однажды сказала, что дети могут слышать то, что большинство взрослых не может, — глубокомысленно произнес Коноэ. — Она говорила, что я имел обыкновение следовать за ветром, утверждая, что могу услышать его пение. А я даже не помню. Разве не странно?
— Хм, моя маленькая Мина постоянно говорит, что ее куклы говорят с нею. Кто знает. Возможно, так и есть. — Он пожал плечами. — Возьмете его?
Коноэ с сожалением улыбнулся.
— Боюсь, у нас нет надлежащего места, чтобы его повесить. Извините, что заняли ваше время.
И он ухватил Рая за руку, утаскивая его от прилавка и увлекая в толпу Рансена. От неожиданности тот позволил утащить себя на несколько шагов вперед, удивленный чужой ладонью, скользнувшей по его собственной, и уверенным захватом пальцев. В конечном счете, он понял, что происходит, и остановился, вырывая руку и ощетиниваясь.
— Прекрати.
Коноэ обернулся.
— О. Если бы я продержал тебя там чуть подольше, то ты, наверное, прожег бы его киоск взглядом. Расслабься немного, он просто старался быть вежливым.
— Впихивая прохожим бесполезные вещи.
— Это его работа. — Коноэ покачал головой, едва сдерживая улыбку. — Кроме того, тебе они понравились, не спорь.
— Вовсе нет. Как я и сказал, они бесполезные и шумные.
— А какие вещи в жизни полезны? — философски спросил Коноэ. — Вот. Возьми это, например. Это полезно? — он протянул другую руку Раю, показывая то, что он нес все это время — две больших, липких булочки, обернутые в льняные салфетки, практически сочившиеся карамелью. Рай наморщил нос.
— Нет.
Пожимая плечами, Коноэ разделил две эти булочки и откусил от одной. В итоге на салфетке и пальцах оказалось еще больше карамели, так что ему пришлось потратить некоторое время, отчищая руку перед ответом.
— Ну и что? Я все равно хочу это съесть. А вот твоя. — Он снова подтолкнул другую булочку Раю. — Я даже подул на нее, так что она не горячая.
Услышав упоминание о собственной слабости, Рай зашипел, прижав к голове уши.
— Я никогда не просил впустую тратить деньги на бесполезную ерунду.
— Вижу, твой нос опять дергается. Вот. — Он вытер карамель одним пальцем и бесцеремонно засунул его Раю в рот. — Ты ужасный брюзга.
Карамель, сладкая, липкая и прилипающая к языку, явно была одной из тех вещей, наслаждаться которой мог только ребенок. Коноэ убрал руку, оставив во рту слабый привкус меда, и Рай без раздумий снова поймал его пальцы, наклоняясь, чтобы облизать их начисто.
Когда он вновь отстранился, Коноэ улыбался.
— Щекотно. Теперь булочку?
— Отлично. Я не трачу еды впустую.
— Конечно, нет.
— Глупый кот.
Они продолжали идти, и когда Рай видел, как Коноэ машет хвостом из стороны в сторону, его не покидало ощущение, что он проиграл.
— Перестань хмуриться, это превращается в привычку, — заметил Коноэ через некоторое время, прежде чем снова заняться едой.
— Замолчи, ты бухтишь как старик.
— Просто ты ненавидишь, когда Бардо прав.
— За день он успевает наговорить целую уйму вещей. Это не делает его правым.
Коноэ усмехнулся, и его уши оживленно дернулись, явно от удовольствия.
— Он говорил мне, что те булочки тебе нравятся. Сказал, что ты ел их все время, пока жил у него. Разве не правда? «Маленький наивный комочек пуха».
Рай едва не выплюнул откушенное.
— Я прибью этого ублюдка.
— Нет уж! — воскликнул Коноэ, быстро дернув его за руку прежде, чем тот успел дотянуться до меча и отправиться исполнять обещанное. — Это испортило бы отличный день.
На мгновение он задумался.
— Думаю, все родители так говорят. Довольно долгое время мама называла меня маленькой горошинкой, потому что я совсем не рос.
«Горошинка». Его разум выдал совершенно идиотический образ Коноэ с парой проросших листьев на макушке. Рай покачал головой, оценивая своего санга и пытаясь решить, насколько маленьким нужно было быть, чтобы удостоиться прозвища «горошинка». Еще более странным было то, что Коноэ, казалось, вовсе не возражал, хотя он, как правило, сразу же начинал протестовать на все замечания о собственном росте. Возможно, вся разница заключалась в том, что тогда подобное говорила его мать. Непрошеный, в памяти всплыл образ седой женщины, но как бы Рай ни пытался, он не мог представить себе, чтобы она называла его «горошинкой» тем твердым, холодным голосом, — не мог представить себе, чтобы она называла его как-либо вообще. В те редкие моменты, когда она окликала его, это был крик, а затем…
Он отрезал эту мысль, скрипнув зубами от укола в груди.
— ... Я не знаю.
Хвост Коноэ задел его, а затем изогнутый кончик, которого тот так стыдился, обвился вокруг его собственного хвоста. Рука, переплетенная с рукой Рая, мягко сжалась.
— Я знаю. Именно поэтому и говорю тебе, чтобы ты тоже знал.
Рай выпрямился, качая головой.
— Кроме того, тот парень едва ли тянет на родителя.
— Это, кажется, не имеет для него значения, — спокойно сказал Коноэ, прежде чем снова утащить их обоих дальше в толпу, предоставляя Раю самому разбираться со сказанным.
Многие натыкались на них: улица казалось совершенно забитой кошками, толпы которых перетекали от одного прилавка к другому; то и дело раздавались крики бегающих повсюду детей, размахивающих охапками цветов или корзинками с едой и громко вопящих всякий раз, когда они обнаруживали что-нибудь новое. То тут, то там что-либо внезапно вылетало из толпы, зависая в воздухе прежде, чем снова исчезнуть — уличные артисты жонглировали палками, шарами и бутылками. В конечном счете, Коноэ отпустил его руку, ускоряя шаг при виде большой деревянной платформы, возвышающейся над прилавками. Кошки с интересом сгрудились вокруг нее — рабочие прикрепляли к сцене шесты с флагами, реющими на весеннем ветру.
— Что там происходит?
Рай шел в своем обычном темпе, нагоняя напарника, балансировавшего на цыпочках в попытке прочитать надпись.
— Вероятно, соревнование.
— Соревнование?
Рай покосился на почти неразборчивые каракули на доске.
— Здесь каждый год проводят конкурс поэтов. Участники по очереди поднимаются на сцену и исполняют песню или же играют на каком-нибудь инструменте. Участие открытое, а победителя определяют по аплодисментам.
— Звучит забавно.
И Рай взглянул на него.
— Они все еще принимают желающих. Мог бы и попробовать.
— М?
Он ухмылялся.
— Уверен, ты бы выделялся среди этого кошачьего концерта. По крайней мере, немного.
Существовало много вещей, заставлявших Коноэ мило волноваться, но отпуск комментариев о пении был одним из самых простых способов понаблюдать, как он краснеет и ежится. Рай никогда не видел санга, так упиравшегося делать то, что было его второй натурой, — даже наедине друг с другом, тогда как большинство других были счастливы выступать публично.
Коноэ опустил голову, чтобы скрыть румянец, наползавший на щеки.
— Я сомневаюсь, что они принимают тех, кто использует особые силы. Это было бы нечестно.
— И?
— Не говори глупостей, я не бард.
— И, тем не менее, ты вечно поешь, когда работаешь. Как старая прачка.
Коноэ пробормотал, забыв, что все это время пытался скрыть лицо: «Мошенник!»
— Мошенник? — переспросил Рай, позволяя ухмылке водвориться на губах.
— Я думал, ты спишь!
— Никто бы не заснул в таком шуме.
Коноэ сдулся, страдальчески опустив уши.
— Если было так плохо, не вижу причины, почему я должен петь сейчас, выставляя себя еще большим дураком.
— Я никогда не говорил, что это было плохо, — проворчал Рай, хмурясь и пытаясь определить, где именно он ошибся — по его расчетам, Коноэ уже должен был пыхтеть и вопить, а не выглядеть так, как будто только что потерпел поражение.
Коноэ что-то пробормотал в воротник собственного плаща.
— Что.
— Ты сказал, что это тебя разбудило.
— Я не сказал, что пробуждение было неприятным.
— Глупый. — Румянец вернулся с новой силой, и Коноэ покачал головой, потирая рукой щеку. Он выпрямился. — Я сказал, что не буду петь для других, так что это я и имел в виду. Даже если это плохо.
— Глупый кот. Я только сказал, что это не было...
— …Спасибо. Мошенник.
Хвост вновь со свистом описал дугу, глаза Коноэ блеснули, и Рай уставился на него, не желая признавать, какие именно чувства все эти изменения поднимали из глубины его души; лицо Коноэ почти без перехода менялось от печального до благодарного, стоило его поддразнить, и Рай никогда не мог предположить, что Коноэ скажет в следующий момент. Это заставляло его чувствовать себя глупым и пытаться сооружать ответы, которые подходили бы под все эти капризы, тогда как большинство из них казались самому Раю совершенно чуждыми. Но другие рибика справлялись, не так ли? Другим рибика не приходилось путаться в словах; они всегда знали, что сказать.
Нахмурившись и уткнувшись в остаток булочки с карамелью, он следовал за своим напарником все дальше от сцены, назад к рядам прилавков и их товарам. Он пребывал в таком глубоком раздумье, что почти наткнулся на спину Коноэ, когда тот внезапно остановился.
— О, взгляни на это!
— Что на этот раз?
Коноэ не ответил, быстро проскользнув сквозь толпу к другой стороне прилавка.
Игрушки. Конечно, это снова были бы игрушки — Коноэ вечно очаровывало все, что было связано с ребяческой суматохой. На сей раз «суматоха» приняла форму фигурок, вырезанных из дерева и сшитых из ткани, — самого настоящего зверинца из птиц, мышей и кроликов, — были даже рыбы и пара оленей. Некоторые из них выглядели как живые, в то время как другие только отдаленно походили на представителей своего вида, — скажем, как это пухлое белое существо, которое только что поднял Коноэ, задумчиво крутя его в руках.
— И что бы это могло быть?
— Ты знаешь... Я не уверен, — отозвался Коноэ, исследуя мягкую игрушку. — Чем-то это напоминает мне кролика.
— Маловероятно, что это кролик. У него нет лап. И он в платье.
Коноэ хихикнул.
— Думаю, ты прав. Но, с другой стороны, маленьких детей действительно не заботит, с чем они играют.
— Не вижу ничего полезного в том, чтобы давать им животное, которое даже не является животным, — пробормотал Рай, критически глядя на игрушку. — Как им, думаешь, получать представление о вещах, которые даже сами на себя не похожи?
— Я... не думаю, что в этом — основная идея. Помню, когда я был маленьким, у меня была целая охапка кукол-кошек, и у всех них были огромные головы.
Рай поморщился, и Коноэ улыбнулся.
— Моя мама сделала их для меня. Она говорила, что всегда хотела иметь большую семью, так что предполагалось, что у меня будет много братьев и сестричек, с которыми можно было бы поиграть. Но, поскольку этого не случилось... она делала для меня кукол, чтобы мне не было так одиноко.
— Что хорошего в том, чтобы имитировать несуществующие вещи?
— Это успокаивает. Разве ты не испытывал ничего подобного? И у тебя не было чего-то, что было бы тебе дорого, и чем ты был бы рад владеть?
Рай не смог избежать непроизвольного движения к бедру, где в ножнах покоился его кинжал. Едва ли это было «игрушкой», но это было единственной вещью, имевшей значение, забыть о которой он не мог, как бы ни старался. Эта вещь хранила в себе память о больших мозолистых руках, сжимавших его пальцы вокруг кожаных ножен, хранила чувство, преследовавшее его долгие месяцы, вынуждавшее его время от времени вынимать подарок и сжимать его, надеясь вспомнить теплоту тех рук.
Внезапно почти свалившееся на него нечто вытянуло его из собственных мыслей, заставив обратить внимание на лохматую голову, прижавшуюся к его ключице, и руки, обвившие плечи. Он застыл, напрягся, и хотя что-то внутри него убеждало ответить на этот жест, остальная его часть едва ли могла понять, что нужно делать.
Владелец прилавка глупо зевал, и Рай думал, насколько нелепо они, должно быть, выглядели, — два вооруженных охотника за головами, обнимающиеся на фоне стенда детских игрушек, — но на данный момент это не особенно его заботило.
— Все ведь не так сложно? — пробормотал Коноэ ему в рубашку. — Было бы несправедливо, окажись все и вправду так сложно...
Рай пожал плечами, обеспокоенный мыслью, что Коноэ находит его существование настолько жалким, что думает, будто он нуждается в утешении.
— Все так, как есть. Ты не должен...
— Если скажешь хоть одно слово о жалости, я тебя укушу, — пригрозил Коноэ, потираясь щекой о его плечо. — То, что я к тебе чувствую, к жалости не имеет никакого отношения.
Коноэ отступил, глядя на него яркими, теплыми глазами, с легким оттенком какого-то болезненного чувства в уголках губ, оставляя Рая лишь догадываться, почему одни в любой момент могут выразить так много вещей, тогда как другие едва ли в состоянии объяснить что-либо самим себе.
— Я знаю, каково это. Но это не означает, что я все так оставлю. Я просто буду то и дело напоминать о себе, и, как и сегодня, то и дело предлагать…
— Предлагать что?
Эта улыбка была еще более теплой, чем он когда-либо помнил.
— Да что угодно — все, что будет успокаивать твое сердце.
Переводчик: Red Fir
Бета: Laora
Оригинал: aphelion_orion "The Meaning of Small Things" (запрос на перевод отправлен)
Размер: мини, 2 717 слов
Канон: Lamento
Персонажи: Рай/Коноэ
Категория: слэш
Жанр: флафф, романтика, повседневность
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Рай и Коноэ на ярмарке в Рансене.
Примечание: ER (Established Relationship)
читать дальшеОн чуть склонил голову набок и наклонился, чтобы получше разглядеть хитрое изобретение, полускрытое лоскутом ткани. Подобными был завален весь прилавок: десятки их свисали сверху, собранные красочными пучками, как фрукты диковинных деревьев. Некоторые были деревянными, некоторые — сделанными из глины, пустыми или цельными; другие были изготовлены из металла, разрисованные, покрытые гравировкой или простые, без узора. Всякий раз, когда их задевал порыв ветра, они ударялись друг о друга, создавая какофонию из пронзительного звона, свиста и лязга.
Гирлянды полированных камней и морских ракушек были растянуты между шестами, иногда в определенном порядке, иногда вразнобой. Независимо от их расположения, у них, казалось, не было иной цели, кроме как, мигая, ярко расцвечивать толпу, повиснув маяками для детей и невнимательных кошек.
Он не мог сказать, чем именно эта вещь вызвала его любопытство; по сравнению с другими она казалась простой, почти грубой, ее крепления были вырезаны неровно, словно их рисовала не слишком умелая рука. Он медленно поднял палец, чтобы нажать на один из деревянных дисков, и тот ударился о металлические палочки с мягким перезвоном.
— Я могу вам помочь?
Голос вывел его из раздумий, продавец, возникший между товарами, улыбнулся ему, и Рай начал понимать, что был разыгран, завлеченный точно так же, как и стая галдящих детей, пытающихся допрыгнуть до наиболее низко висящих игрушек.
— Эй, эй, осторожнее с этим, — упрекнул продавец, осматриваясь вокруг, и дети взвизгнули, бросившись врассыпную. Он вернулся к Раю. — Моя маленькая дочь хотела опробовать на этом свои силы. Так что, это — первый, который она сделала. Вышло не очень хорошо, но звук довольно симпатичный. Хотите взять?
Понимая, что его пальцы все еще готовы снова ударить диск, Рай быстро отдернул руку, бросив на продавца короткий взгляд.
— Нет. Что бы я стал делать с подобной вещью?
Тот моргнул, озадаченный тоном, но все же решил, что не стоит отвечать на грубости сердитого шестифутового фехтовальщика.
— Развлекаешься?
Знакомый голос, знакомый запах — и из-за спины выскальзывает Коноэ, чьи глаза загораются при виде игрушек.
— Перезвоны ветра!
— Они слишком шумные.
Коноэ взглянул на него.
— Это — именно то, для чего они и сделаны. И, кажется, минуту назад они тебе нравились.
Когда блики на поверхности диска угасли, он просто улыбнулся.
— Это не преступление, знаешь ли. — Коноэ придвинулся поближе, прислушиваясь к перезвону ветра, которым заинтересовался Рай, издающему чистый, мягкий звук. — Какой прекрасный голос.
— Голос?
— Это то, что мы по обыкновению называли ими, голосами. Многие рибика вешали их над входом, возвращаясь домой, прежде... прежде. — Он покачал головой. — У этого — такой ясный звук…
Продавец усмехнулся.
— Да, да. Моя дочь еще не слишком хорошо обращается с инструментами, но у нее отличный слух. Не взяла бы себе ни одного из тех перезвонов, что дал ей папа.
— Это сделала ваша дочь? — спросил Коноэ — его пальцы играли с дисками, слегка поворачивая их.
Владелец лотка усмехнулся, как будто ждал этого вопроса, и Рай закатил глаз.
— Да, ей почти семь лет.
— Моя мама однажды сказала, что дети могут слышать то, что большинство взрослых не может, — глубокомысленно произнес Коноэ. — Она говорила, что я имел обыкновение следовать за ветром, утверждая, что могу услышать его пение. А я даже не помню. Разве не странно?
— Хм, моя маленькая Мина постоянно говорит, что ее куклы говорят с нею. Кто знает. Возможно, так и есть. — Он пожал плечами. — Возьмете его?
Коноэ с сожалением улыбнулся.
— Боюсь, у нас нет надлежащего места, чтобы его повесить. Извините, что заняли ваше время.
И он ухватил Рая за руку, утаскивая его от прилавка и увлекая в толпу Рансена. От неожиданности тот позволил утащить себя на несколько шагов вперед, удивленный чужой ладонью, скользнувшей по его собственной, и уверенным захватом пальцев. В конечном счете, он понял, что происходит, и остановился, вырывая руку и ощетиниваясь.
— Прекрати.
Коноэ обернулся.
— О. Если бы я продержал тебя там чуть подольше, то ты, наверное, прожег бы его киоск взглядом. Расслабься немного, он просто старался быть вежливым.
— Впихивая прохожим бесполезные вещи.
— Это его работа. — Коноэ покачал головой, едва сдерживая улыбку. — Кроме того, тебе они понравились, не спорь.
— Вовсе нет. Как я и сказал, они бесполезные и шумные.
— А какие вещи в жизни полезны? — философски спросил Коноэ. — Вот. Возьми это, например. Это полезно? — он протянул другую руку Раю, показывая то, что он нес все это время — две больших, липких булочки, обернутые в льняные салфетки, практически сочившиеся карамелью. Рай наморщил нос.
— Нет.
Пожимая плечами, Коноэ разделил две эти булочки и откусил от одной. В итоге на салфетке и пальцах оказалось еще больше карамели, так что ему пришлось потратить некоторое время, отчищая руку перед ответом.
— Ну и что? Я все равно хочу это съесть. А вот твоя. — Он снова подтолкнул другую булочку Раю. — Я даже подул на нее, так что она не горячая.
Услышав упоминание о собственной слабости, Рай зашипел, прижав к голове уши.
— Я никогда не просил впустую тратить деньги на бесполезную ерунду.
— Вижу, твой нос опять дергается. Вот. — Он вытер карамель одним пальцем и бесцеремонно засунул его Раю в рот. — Ты ужасный брюзга.
Карамель, сладкая, липкая и прилипающая к языку, явно была одной из тех вещей, наслаждаться которой мог только ребенок. Коноэ убрал руку, оставив во рту слабый привкус меда, и Рай без раздумий снова поймал его пальцы, наклоняясь, чтобы облизать их начисто.
Когда он вновь отстранился, Коноэ улыбался.
— Щекотно. Теперь булочку?
— Отлично. Я не трачу еды впустую.
— Конечно, нет.
— Глупый кот.
Они продолжали идти, и когда Рай видел, как Коноэ машет хвостом из стороны в сторону, его не покидало ощущение, что он проиграл.
— Перестань хмуриться, это превращается в привычку, — заметил Коноэ через некоторое время, прежде чем снова заняться едой.
— Замолчи, ты бухтишь как старик.
— Просто ты ненавидишь, когда Бардо прав.
— За день он успевает наговорить целую уйму вещей. Это не делает его правым.
Коноэ усмехнулся, и его уши оживленно дернулись, явно от удовольствия.
— Он говорил мне, что те булочки тебе нравятся. Сказал, что ты ел их все время, пока жил у него. Разве не правда? «Маленький наивный комочек пуха».
Рай едва не выплюнул откушенное.
— Я прибью этого ублюдка.
— Нет уж! — воскликнул Коноэ, быстро дернув его за руку прежде, чем тот успел дотянуться до меча и отправиться исполнять обещанное. — Это испортило бы отличный день.
На мгновение он задумался.
— Думаю, все родители так говорят. Довольно долгое время мама называла меня маленькой горошинкой, потому что я совсем не рос.
«Горошинка». Его разум выдал совершенно идиотический образ Коноэ с парой проросших листьев на макушке. Рай покачал головой, оценивая своего санга и пытаясь решить, насколько маленьким нужно было быть, чтобы удостоиться прозвища «горошинка». Еще более странным было то, что Коноэ, казалось, вовсе не возражал, хотя он, как правило, сразу же начинал протестовать на все замечания о собственном росте. Возможно, вся разница заключалась в том, что тогда подобное говорила его мать. Непрошеный, в памяти всплыл образ седой женщины, но как бы Рай ни пытался, он не мог представить себе, чтобы она называла его «горошинкой» тем твердым, холодным голосом, — не мог представить себе, чтобы она называла его как-либо вообще. В те редкие моменты, когда она окликала его, это был крик, а затем…
Он отрезал эту мысль, скрипнув зубами от укола в груди.
— ... Я не знаю.
Хвост Коноэ задел его, а затем изогнутый кончик, которого тот так стыдился, обвился вокруг его собственного хвоста. Рука, переплетенная с рукой Рая, мягко сжалась.
— Я знаю. Именно поэтому и говорю тебе, чтобы ты тоже знал.
Рай выпрямился, качая головой.
— Кроме того, тот парень едва ли тянет на родителя.
— Это, кажется, не имеет для него значения, — спокойно сказал Коноэ, прежде чем снова утащить их обоих дальше в толпу, предоставляя Раю самому разбираться со сказанным.
Многие натыкались на них: улица казалось совершенно забитой кошками, толпы которых перетекали от одного прилавка к другому; то и дело раздавались крики бегающих повсюду детей, размахивающих охапками цветов или корзинками с едой и громко вопящих всякий раз, когда они обнаруживали что-нибудь новое. То тут, то там что-либо внезапно вылетало из толпы, зависая в воздухе прежде, чем снова исчезнуть — уличные артисты жонглировали палками, шарами и бутылками. В конечном счете, Коноэ отпустил его руку, ускоряя шаг при виде большой деревянной платформы, возвышающейся над прилавками. Кошки с интересом сгрудились вокруг нее — рабочие прикрепляли к сцене шесты с флагами, реющими на весеннем ветру.
— Что там происходит?
Рай шел в своем обычном темпе, нагоняя напарника, балансировавшего на цыпочках в попытке прочитать надпись.
— Вероятно, соревнование.
— Соревнование?
Рай покосился на почти неразборчивые каракули на доске.
— Здесь каждый год проводят конкурс поэтов. Участники по очереди поднимаются на сцену и исполняют песню или же играют на каком-нибудь инструменте. Участие открытое, а победителя определяют по аплодисментам.
— Звучит забавно.
И Рай взглянул на него.
— Они все еще принимают желающих. Мог бы и попробовать.
— М?
Он ухмылялся.
— Уверен, ты бы выделялся среди этого кошачьего концерта. По крайней мере, немного.
Существовало много вещей, заставлявших Коноэ мило волноваться, но отпуск комментариев о пении был одним из самых простых способов понаблюдать, как он краснеет и ежится. Рай никогда не видел санга, так упиравшегося делать то, что было его второй натурой, — даже наедине друг с другом, тогда как большинство других были счастливы выступать публично.
Коноэ опустил голову, чтобы скрыть румянец, наползавший на щеки.
— Я сомневаюсь, что они принимают тех, кто использует особые силы. Это было бы нечестно.
— И?
— Не говори глупостей, я не бард.
— И, тем не менее, ты вечно поешь, когда работаешь. Как старая прачка.
Коноэ пробормотал, забыв, что все это время пытался скрыть лицо: «Мошенник!»
— Мошенник? — переспросил Рай, позволяя ухмылке водвориться на губах.
— Я думал, ты спишь!
— Никто бы не заснул в таком шуме.
Коноэ сдулся, страдальчески опустив уши.
— Если было так плохо, не вижу причины, почему я должен петь сейчас, выставляя себя еще большим дураком.
— Я никогда не говорил, что это было плохо, — проворчал Рай, хмурясь и пытаясь определить, где именно он ошибся — по его расчетам, Коноэ уже должен был пыхтеть и вопить, а не выглядеть так, как будто только что потерпел поражение.
Коноэ что-то пробормотал в воротник собственного плаща.
— Что.
— Ты сказал, что это тебя разбудило.
— Я не сказал, что пробуждение было неприятным.
— Глупый. — Румянец вернулся с новой силой, и Коноэ покачал головой, потирая рукой щеку. Он выпрямился. — Я сказал, что не буду петь для других, так что это я и имел в виду. Даже если это плохо.
— Глупый кот. Я только сказал, что это не было...
— …Спасибо. Мошенник.
Хвост вновь со свистом описал дугу, глаза Коноэ блеснули, и Рай уставился на него, не желая признавать, какие именно чувства все эти изменения поднимали из глубины его души; лицо Коноэ почти без перехода менялось от печального до благодарного, стоило его поддразнить, и Рай никогда не мог предположить, что Коноэ скажет в следующий момент. Это заставляло его чувствовать себя глупым и пытаться сооружать ответы, которые подходили бы под все эти капризы, тогда как большинство из них казались самому Раю совершенно чуждыми. Но другие рибика справлялись, не так ли? Другим рибика не приходилось путаться в словах; они всегда знали, что сказать.
Нахмурившись и уткнувшись в остаток булочки с карамелью, он следовал за своим напарником все дальше от сцены, назад к рядам прилавков и их товарам. Он пребывал в таком глубоком раздумье, что почти наткнулся на спину Коноэ, когда тот внезапно остановился.
— О, взгляни на это!
— Что на этот раз?
Коноэ не ответил, быстро проскользнув сквозь толпу к другой стороне прилавка.
Игрушки. Конечно, это снова были бы игрушки — Коноэ вечно очаровывало все, что было связано с ребяческой суматохой. На сей раз «суматоха» приняла форму фигурок, вырезанных из дерева и сшитых из ткани, — самого настоящего зверинца из птиц, мышей и кроликов, — были даже рыбы и пара оленей. Некоторые из них выглядели как живые, в то время как другие только отдаленно походили на представителей своего вида, — скажем, как это пухлое белое существо, которое только что поднял Коноэ, задумчиво крутя его в руках.
— И что бы это могло быть?
— Ты знаешь... Я не уверен, — отозвался Коноэ, исследуя мягкую игрушку. — Чем-то это напоминает мне кролика.
— Маловероятно, что это кролик. У него нет лап. И он в платье.
Коноэ хихикнул.
— Думаю, ты прав. Но, с другой стороны, маленьких детей действительно не заботит, с чем они играют.
— Не вижу ничего полезного в том, чтобы давать им животное, которое даже не является животным, — пробормотал Рай, критически глядя на игрушку. — Как им, думаешь, получать представление о вещах, которые даже сами на себя не похожи?
— Я... не думаю, что в этом — основная идея. Помню, когда я был маленьким, у меня была целая охапка кукол-кошек, и у всех них были огромные головы.
Рай поморщился, и Коноэ улыбнулся.
— Моя мама сделала их для меня. Она говорила, что всегда хотела иметь большую семью, так что предполагалось, что у меня будет много братьев и сестричек, с которыми можно было бы поиграть. Но, поскольку этого не случилось... она делала для меня кукол, чтобы мне не было так одиноко.
— Что хорошего в том, чтобы имитировать несуществующие вещи?
— Это успокаивает. Разве ты не испытывал ничего подобного? И у тебя не было чего-то, что было бы тебе дорого, и чем ты был бы рад владеть?
Рай не смог избежать непроизвольного движения к бедру, где в ножнах покоился его кинжал. Едва ли это было «игрушкой», но это было единственной вещью, имевшей значение, забыть о которой он не мог, как бы ни старался. Эта вещь хранила в себе память о больших мозолистых руках, сжимавших его пальцы вокруг кожаных ножен, хранила чувство, преследовавшее его долгие месяцы, вынуждавшее его время от времени вынимать подарок и сжимать его, надеясь вспомнить теплоту тех рук.
Внезапно почти свалившееся на него нечто вытянуло его из собственных мыслей, заставив обратить внимание на лохматую голову, прижавшуюся к его ключице, и руки, обвившие плечи. Он застыл, напрягся, и хотя что-то внутри него убеждало ответить на этот жест, остальная его часть едва ли могла понять, что нужно делать.
Владелец прилавка глупо зевал, и Рай думал, насколько нелепо они, должно быть, выглядели, — два вооруженных охотника за головами, обнимающиеся на фоне стенда детских игрушек, — но на данный момент это не особенно его заботило.
— Все ведь не так сложно? — пробормотал Коноэ ему в рубашку. — Было бы несправедливо, окажись все и вправду так сложно...
Рай пожал плечами, обеспокоенный мыслью, что Коноэ находит его существование настолько жалким, что думает, будто он нуждается в утешении.
— Все так, как есть. Ты не должен...
— Если скажешь хоть одно слово о жалости, я тебя укушу, — пригрозил Коноэ, потираясь щекой о его плечо. — То, что я к тебе чувствую, к жалости не имеет никакого отношения.
Коноэ отступил, глядя на него яркими, теплыми глазами, с легким оттенком какого-то болезненного чувства в уголках губ, оставляя Рая лишь догадываться, почему одни в любой момент могут выразить так много вещей, тогда как другие едва ли в состоянии объяснить что-либо самим себе.
— Я знаю, каково это. Но это не означает, что я все так оставлю. Я просто буду то и дело напоминать о себе, и, как и сегодня, то и дело предлагать…
— Предлагать что?
Эта улыбка была еще более теплой, чем он когда-либо помнил.
— Да что угодно — все, что будет успокаивать твое сердце.
-
-
02.12.2013 в 09:09У него ж золотой характер! Правда, он искусно это скрывает
и вообще изменяет Коноэ с колбасой-
-
02.12.2013 в 19:25Причем, между прочим, чужой Юрюзани...но фанаты этого знать не могутНаверное, у них просто нет кота. И потому они не могут оценить, что этот характер - золотой.
-
-
02.12.2013 в 20:16Наверное, у них просто нет кота. И потому они не могут оценить, что этот характер - золотой.
А! Насчет одного случая - точно в цель!)))
-
-
02.12.2013 в 20:51страшно сказать.
Насчет одного случая - точно в цель! - двух
-
-
04.12.2013 в 22:27двух
Пора заводить статистику